это не совсем оридж. и хотя все имена и названия взяты из головы, реальные прототипы будут легко угадываться. и тем не менее - все совпадения случайны.
АФЕРА
You better lose yourself in the music
The moment you own it you better never let it go, oh
You only get one shot, do not miss your chance to blow
Cuz opportunity comes once in a lifetime, yo
The moment you own it you better never let it go, oh
You only get one shot, do not miss your chance to blow
Cuz opportunity comes once in a lifetime, yo
1. (вместо пролога)
читать дальше
Первое, что я сделал, вернувшись в Москву, – это купил много всяких двд-шек. И вот уже неделю мой день состоит из того, что я просыпаюсь после полудня, варю себе кофе, методом тыка выбираю кино из кучи и ложусь на диван, чтобы с комфортом его посмотреть. В перерывах хожу в магазин за разными вкусностями, болтаю по телефону, лазаю по интернету, играю с котом, в общем, лентяйничаю. Даже в спортзал ни разу не выбрался, только в тире пяток обойм просадил за здоровье дяди Толи. И сладостей наелся по самое «не могу». Впрочем, сейчас можно. Врач, с которым я как-то консультировался, сказал мне, что сладкое – хороший антидепрессант. Практически такой же, как и секс, но это удовольствие мне сейчас недоступно, так же как недоступен мой любимый человек, да и вообще я дал себе зарок, что не буду ввязываться ни в какие отношения, пока не разберусь окончательно с мерзкой историей, в которую я попал. Поэтому компенсирую все шоколадом и сладостями. Только меру надо знать, иначе можно впасть в другую депрессию – по поводу испортившейся фигуры.
Мы, артисты, вообще люди нервные, а хорошие артисты – особенно. А я, кто бы что ни говорил, артист хороший. Чего стоило одно то, как я удержал лицо, когда дядя Толя при всех меня по этому самому лицу ударил! Он, наверняка, рассчитывал, что я или разрыдаюсь, как девчонка, или полезу драться в ответ, чтобы показать, у кого яйца круче. Признаюсь честно, мне хотелось и того и другого. Но моему небрежно брошенному: «Прощайте, нам с вами больше не по пути!» аплодировал бы стоя сам Станиславский… Ну, Виктюк бы точно аплодировал. Он еще на моем дипломном спектакле сказал, что если я захочу связать свою карьеру с театром, он с радостью возьмет меня к себе. Только я, уже тогда прекрасно понимая, как может отреагировать на это дядя Толя, вежливо поблагодарил и сказал, что музыка для меня на данный момент важнее.
Впрочем, это было правдой. Группа «Хилтон» стремительно набирала обороты, наш первый сингл не слезал с первых строчек чартов, а мы с Дениской перманентно пребывали в состоянии эйфории и никак не могли до конца поверить, что все это происходит с нами, а не с кем-то еще. Да и дядя Толя, Денискин папа и по совместительству продюсер нашей группы, не верил своим глазам и цифрам в бизнес-отчетах, что проект, который он изначально определил, как убыточный (ну какая может быть прибыль от несовершеннолетнего балбеса-сына и его полоумного дружка – актера-недоучки?), стал вдруг приносить реальные деньги.
Мы тогда жили «Хилтоном». И я, и Галаховы – отец и сын. Это потом уже начались разногласия и скандалы. Потом выплыла правда обо мне, и дядя Толя попытался разорвать со мной контракт. Потом, когда Дениска сказал, что если я уйду, он тоже уйдет со сцены, причем в запой, его отец согласился меня оставить, но сделал мою жизнь невыносимой. Потом он довел меня до нервного срыва, и я неделю отлеживался в психиатрической клинике и еще месяц после учился жить без транквилизаторов. Потом… потом он ударил меня по лицу.
Один мудрый человек сказал мне еще несколько лет назад: «Десять раз подумай, прежде чем начинать бизнес с родственниками, потому что когда ваши дорожки разойдутся, будет больнее вдвойне. А дорожки разойдутся. Скорей всего». Только он все-таки был неправ: во-первых, мы с Галаховыми не родственники по крови, а во-вторых, больней от этого не вдвойне, а втройне. Потому что никто не понимает, что происходит у меня на душе. «Вы же друг другу никто, не парься!» – это Гоша заявил мне на днях, когда я ему позвонил и сказал, что наконец свободен и готов к своей одиночной карьере. Мы с ним уже полгода обсуждали и потихоньку готовили мой сольный проект, и он обрадовался, что наконец-то можно будет заняться им всерьез. Но понять, почему я переживаю из-за того, что избавился от в общем-то посредственного партнера по сцене, он не мог. А я не мог ему объяснить. Да и разве можно такое объяснить? Это надо пережить: все наши с Дениской детские годы, совместные игры, секреты от взрослых, разговоры за жизнь в потаенных местах огромного галаховского сада, обиды, примирения, планы на будущее… совместную радость, когда они стали воплощаться в жизнь. Денискину гордость за меня, когда я раз за разом доказывал, что сцена – мой дом родной, мою гордость за Дениску, который быстро учился у меня всему и постепенно переставал зажиматься на публике. Все это, похоже, мне предстояло теперь выкинуть из души за ненадобностью, как выкидывают из дома отслужившие свое вещи. Только в доме после такой уборки становится чище, а на душе – больнее.
И время эту боль не лечило. Хотя пока и прошла-то всего неделя.
Скорее бы все это заканчивалось: ожидание аннулирования контракта, подписание нового, раздел собственности (которого не будет, потому что я заранее от всего отказываюсь, о чем уже сообщил дяде Толе). Ожидание новой работы для меня. И новой работы Дениса… к которой у меня двоякое отношение: с одной стороны я желаю лично ему огромнейшего успеха, не меньше, чем себе. А с другой стороны – из-за его отца – я желаю группе «Хилтон» позорнейшего провала. Если бы Денис…
Стоп. Хватит о глупостях. Самому смешно. Да и в дверь кто-то звонит, надо открыть. Восьмой час вечера. Кого еще несет без предупреждения?
Я слез с дивана, поставил на паузу видик и пошел в прихожую. По дороге глянул на себя в зеркало… Нда… надеюсь, не журналисты пришли, а то я в заношенных домашних джинсах и футболке, причесавшийся всего лишь раз – утром, и не брившийся всю эту неделю, произведу на них совсем не то впечатление, какое надо бы… Но это был всего лишь Дениска.
Я открыл дверь и встал в проеме, удивленно изучая его. Он не менее удивленно оглядывал меня.
– Да? – наконец я разорвал тишину, давая понять, что готов выслушать то, с чем он приехал ко мне так официально одетый: в строгом костюме, при галстуке, в начищенных до блеска ботинках.
– А… Я за тобой решил заехать, – сказал он, улыбнувшись непринужденно, как он один умеет.
Я приподнял брови, всем видом показывая, что не понимаю, почему он должен за мной заезжать.
– Ну… это… – Денис смутился, почувствовав что-то неладное. – Я думал, что было бы неплохо, если бы мы приехали на презентацию вместе. Хватит уже изображать обиды на пустом месте.
– На какую презентацию? – удивился я. За неделю я совсем выпал из жизни тусовки. Даже не знаю, кто и что сегодня будет презентовать.
Денис тоже удивился, словно я обязан все про всех знать, и объяснил:
– На нашу.
– То есть?… – мне показалось, что я ослышался.
– Ну… сегодня у нас презентация альбома в «Дягилеве».
Я помотал головой, как делают герои диснеевских мультиков, чтобы навести порядок в голове.
– Динька, сегодня 12 декабря. У нас презентация уже состоялась. Тридцатого ноября. В «Апельсине». Ты забыл? Или меня глючит?
– Нет, я не забыл, и тебя не глючит. Но сегодня другая. Мой папа решил устроить вторую презентацию для закрытого круга.
Я стоял, привалившись к косяку, изучая квадратики плитки на полу, и пытался понять, что значит «закрытый круг». Видимо, тот, в который я не вхожу…
– Ты не знал? – Денис прервал мои размышления, и я поднял на него глаза, чтобы увидеть его глаза: соответствуют ли они голосу – тихому, дрогнувшему, удивленному и чуть раскаянному за то, что именно он вынужден мне сообщать это? Да, в глазах было то же.
– Не знал.
Денис отодвинул меня и решительно вошел в квартиру. Мне ничего не оставалось, кроме как закрыть дверь на замок и идти следом.
Видик сам снялся с паузы, и из комнаты доносились громкие крики и хохот – комедия продолжалась. Да… хотите комедии? – посмотрите на мою жизнь, смешнее не придумаешь!
Денис выключил видик и повернулся ко мне:
– Отец был недоволен той презентацией и решил все сделать сам. Он созвал все сливки общества. Там все певцы, продюсеры будут и еще много всяких людей, но никого случайного. Мы там должны выступать… А ты даже не знаешь об этом… Неужели он тебе ничего не сказал?
Я помотал головой.
– Но как же? Получается, что мне пришлось бы петь одному?!
– Тебе бы в любом случае пришлось. Я уже ушел из группы. Я сказал об этом в Краснодаре…
– Но у тебя еще не закончен контракт!
– Это лишь вопрос времени… – я пожал плечами.
– И потом, это – наш совместный альбом! Мы его вместе писали! Мне не нужны твои лавры!
– Твой отец так не считает, – сказал я спокойно.
Денис вскочил с дивана и стал нервно ходить по комнате.
– Я этого не понимаю! Митька, ты должен пойти! Собирайся! – заявил он, практически в точности копируя приказной тон своего отца. Скорей всего, неосознанно.
– Я ничего никому не должен, – возразил я, не шелохнувшись. – Особенно твоему отцу. И я никуда не пойду. Хуже нет, чем быть незваным гостем.
– Ты не незваный гость!!!
– Меня не позвали.
– Но ты солист группы «Хилтон»!!!
– На бумаге… Пока… А на деле… Я ушел. Сам.
– Значит, ты не пойдешь? – вроде бы успокаиваясь, уточнил Дениска.
– Нет.
– Тогда и я тоже.
Денис стащил ботинки, одновременно отбросил в сторону пиджак и попытался развязать узел на галстуке, но бросил это дело на половине.
Не могу сказать, что мне не понравилось. Гаденькая улыбочка торжества над дядей Толей расплылась на моем лице. Но я быстро взял себя в руки.
– Динька, ты должен идти. Ты не имеешь права подставлять своего отца. Он же столько сил вложил. Столько денег. Столько людей приглашено…
– Мой отец подставил меня. Я просил, я умолял его не делать поспешных действий. Он клялся мне, что все будет хорошо. Но он даже не попытался наладить с тобой отношения! Он даже не попытался ничего спасти! Я не хочу делать ему одолжений.
– Денис, послушай, это бизнес, – принялся я его увещевать. – Здесь нельзя руководствоваться только личными чувствами…
– Мне нельзя, а вам с отцом можно? – перебил он меня. – Или все то, что произошло между вами, было лишь «бизнесом»? Он не любил тебя, потому что он в принципе не любит педиков. Он же никак не мог найти, в чем придраться к тебе в профессиональном смысле! А ты ушел только потому, что он тебя ударил. Твоя гордость не позволила тебе остаться. Где тут бизнес? Почему я не могу поступить так, как мне хочется?
– Ты будешь жалеть. Потому что потом бизнес возьмет свое. Денис, нельзя делать необдуманные поступки. У меня же есть, куда отступать. Ты знаешь, я тебе еще летом говорил, что собираюсь уходить и прощупываю почву для сольного проекта. У меня уже многое сделано. Хотя нет, мало, конечно. Я не думал, что все так… быстро произойдет. Но у меня уже есть одна песня. Неплохая. Только ее дорабатывать надо. Мне там кое-что не нравится. Не пойму, что именно. Гоша мне помогает. И Женя тоже. Делом или советом. У меня все в порядке. А тебе надо быть осторожнее. С твоим отцом шутки плохи.
– Позавчера, – сказал Денис, – мы были в Питере. На частной вечеринке. Мы играли. Отец сказал, что ты отказался с нами ехать. Я еще обиделся тогда на тебя.
– Я ничего об этом не знал.
– Я уже понял. А мне пришлось работать одному.
– Но ты же справился?
– Я понял, что я не хочу работать без тебя. Ты мне нужен. Я думал, что сегодня на презентации, мы выступим вдвоем, и я скажу отцу, что мы с тобой созданы друг для друга. На сцене, я имею в виду.
– Твой отец так не думает.
– Мне плевать. Мне уже не шестнадцать лет, и я могу за себя решать сам!
Я подошел к Денису, положил руки ему на плечи и четко произнес:
– Но он твой отец. Отец.
– А ты мой брат, – Денис тоже положил руки мне на плечи и серьезно посмотрел в глаза. – Единственный.
– Даже не родной!
– Необязательно, чтобы одна кровь текла в жилах. И ты это знаешь. Сколько всего мы с тобой пережили… Ты помнишь. И я тоже. И я не могу предать… И потом, мы с тобой оба молоды, у нас с тобой больше общего, чем у меня с моим отцом… И вообще… Ты для меня слишком много значишь…
– А твой отец думает, что у нас любовь.
– Что?!
– Что я тебя совратил, – хихикнул я.
– Боже, какой бред… – прошептал Денис и крепко меня обнял.
Я обнял его в ответ и спросил на ухо:
– Ты точно решил не ходить?
– Нет.
– Взбунтовался?
– Ну да! Взбунтовался! – радостно подтвердил Денис. И проплясал вместе со мной до дивана, на который мы и упали, смеясь.
Я еще раз подло порадовался мелкой победе над дядей Толей. Все-таки я плебей. Да, прав был один мой знакомый, который доказывал мне, что это не социальное положение, а состояние души, с которым человек рождается, и которое нельзя искоренить. Но мне плевать. Если патриции такие, как дядя Толя, то я горжусь, что не принадлежу к их сословию.
– Это надо отметить! – решил Денис, – Митюх, тащи бутылку!
– Нету, – я развел руками.
– Вот у тебя вечно так: самого нужного нету, – проворчал Денис, натягивая ботинки. – Жди меня, и я вернусь. Не один. С водкой. Нам ящика хватит?
Я закатил глаза. Надо было думать, что этим кончится. Преувеличенно громко вздохнул и ответил:
– Хватит. Ты только запивон не забудь.
– Постараюсь, – пообещал Денис, легкомысленно махнув рукой.
В этом он был весь, и в этом мы с ним были не похожи. Как, впрочем, и во всем другом. Он был единственным сыном успешного бизнесмена и с рождения не знал, что такое бедность. Моя мать работала технологом на разных пищевых производствах, и еле-еле сводила концы с концами, чтобы поставить на ноги меня и мою старшую сестру. Пожалуй, в одном наши с Денисом судьбы были схожи: мы оба выросли в неполных семьях. Его мать ушла, не выдержав чересчур жесткого характера мужа, и была вынуждена оставить ему сына, так как строящейся империи Галахова нужен был наследник. Мой отец просто сбежал из семьи, чтобы двое непоседливых детей и вечно уставшая жена не мешали ему по вечерам пить пиво и смотреть футбол. Галахов-старший воспитывал из сына настоящего мужика, не делая ему поблажек и снабжая деньгами и всем необходимым, а нежность свою тратил на постоянно меняющихся любовниц. Нас с сестрой мама просто старалась обеспечить всем необходимым, но мы довольно рано поняли, что без нашей помощи она не справится. И я уже тогда решил, что добьюсь от этой жизни всего по максимуму. Любой ценой.
С Дениской я познакомился в детской музыкальной студии, куда его отвели родители, чтобы пробудить у него интерес хоть к какому-нибудь занятию, а я пришел сам, потому что, сколько себя помню, обожал петь, танцевать и выступать перед зрителями. Но получилось, что помимо интереса к музыке Дениска нашел родственную душу, которой ему очень не хватало, в моем лице, а я – богатого покровителя в лице его отца.
Нет, я вовсе не лицемерил, не пытался тихой сапой пробраться в чужой дом, чтобы захватить то, что мне не принадлежало. Я был тогда еще ребенком, довольно наивным и бесхитростным, я любил весь мир, и искренне полагал, что весь мир должен любить меня, потому что такого замечательного мальчишку просто невозможно было не любить! И подарки, которые делал мне дядя Толя, я принимал как само собой разумеющееся. Хотя мама, да и старшая сестра предостерегали меня, что стоит быть осмотрительнее. Что такие люди, как Галахов, ничего не делают просто так, и как бы мне не пришлось потом расплачиваться. Но я не верил. Дядя Толя относился ко мне как к сыну. И называл меня своим вторым сыном. И так искренне восхищался моими успехами. Я не верил, что это может кончится плохо.
Ах, мои розовые очки, каким прекрасным вы делали этот мир!
К сожалению для дяди Толи, я оказался недостойным не то, что называться его сыном, но и находиться рядом с ним, змеей, которую он пригрел на груди, отбросом общества, «поганым педиком». К сожалению для меня, предрассудки взяли верх над разумом этого, в общем-то, умного человека и над его чувствами. И в результате, сейчас, к двадцати двум годам, я опять оказался у исходной точки, потеряв все, кроме веры в себя. А Дениска… Дениска так и остался богатеньким наследником, у которого в жизни есть все, кроме цели и настоящих друзей.
Я не спеша накрывал в гостиной стол, то есть достал рюмки и стаканы и на нескольких тарелках разложил сыр, колбасу и оливки – все, что оказалось у меня дома (то, что Денис догадается купить закуски, у меня вызывало большие сомнения). Почему-то я не сомневался, что Дениске эти скромные посиделки принесут больше удовольствия, чем поедание фуа-гра и черной икры в «Дягилеве». А вот я бы от черной икры не отказался… Ничего, на моей собственной презентации она обязательно будет. Надо только подождать.
Из закуски Денис сообразил купить только чипсы, которые обожал, так что моя предусмотрительность лишней не оказалась.
По моему совету он отключил мобильник, и мы не спеша начали распивать водку, разбавляя соком. Он рассказывал мне все, что произошло за последнюю неделю, с того самого разговора, который закончился пощечиной и моими словами об уходе.
Я ведь ничего не знал. Я тогда сразу позвонил в авиакомпанию, чтобы обменять билет на другой рейс, сразу уехал и больше не интересовался делами группы, как и она, группа, мной. Напившийся Денис признался мне, что после моего ухода плакал в гримерке на груди у Кати (из нашего… то есть группы «Хилтон» балета), об этом никто не знал, а Катя оказалась очень порядочной и никому ни слова не сказала, словно поняла. А вот отец его так и не понял.
Не встретив со стороны сына особого сопротивления, дядя Толя решил, что тот вполне одобряет его политику, и продолжил в том же духе. Презентацию эту созвал… Видимо, для того, чтобы представить всем новую группу «Хилтон». Денис злобно хихикнул в этом месте. И я подумал, что надо его побольше напоить, чтобы на утро он поменьше помнил, иначе ему будет очень стыдно за то, что он сейчас делает и говорит. Я слишком хорошо его знаю, и знаю, что для него значит отец.
Мы только собрались сделать еще один заход, как зазвонил мой мобильник. Я сфокусировал взгляд на экранчике, где звонок определился, как исходящий от дяди Толи. Только его не хватало! Что ему от меня нужно? Впрочем, довольно быстро я сообразил, что он ищет своего сыночка, который уже давно должен быть в клубе, а вместо этого пьянствует со мной, отключив телефон.
Денис взглянул на определитель номера и замахал руками, показывая, что его нет.
Я открыл крышку телефона и ответил самым развязным тоном, на какой способен:
– Да?
– Дмитрий?
– Я за него.
– Денис у тебя?
– Кто?
– Мой сын.
– Сына потеряли? – ахнул я. – Что ж вы не смотрите за своим сыном? Ай-ай. Когда у меня будет сын, я буду за ним получше приглядывать.
– У педиков детей не бывает, – сказал, словно плюнул, дядя Толя.
– Вам прочитать лекцию по физиологии? – с готовностью поинтересовался я.
– Нет, черт тебя… Скажи просто, где Денис! – судя по тону он действительно не был настроен ругаться. Но мне было плевать.
– Приглядывайте за ним получше, тогда будете знать ответ.
– Ты пьян, что ли? – в голосе моего бывшего продюсера прозвучала такая брезгливость, словно он на дух не переносил тех, кто позволяет себе прикладываться к спиртному.
– Да! Напиваюсь в одиночестве, как и положено поганому педику! – злорадно подтвердил я.
– Урод… – бросил напоследок дядя Толя и отключился.
Денис, чтобы его не было слышно, ушел в другой угол комнаты и там крючился от смеха.
Я налил еще водки и даже не разбавил – этот разговор Денису точно помнить не надо – трезвым он бы мне набил морду за такое и был бы прав, но и я бы трезвым не стал так разговаривать. Пьянству – бой. И мы выпили.
– Он тебе поверил? – спросил Денис.
– А черт знает! – отмахнулся я.
Денис поморщился:
– Не хочется, чтобы он меня нашел сегодня…
– А может?
– Может послать своих людей, чтобы проверить, не стоит ли моя машина у твоего дома. А она на самом видном месте припаркована.
– Денис, – я хлопнул его по плечу, – тебе перед интервью надо выпивать – ты начинаешь красиво говорить и даже не запинаешься!
– Пойдем отгоним тачку, – серьезно сказал он.
– Не поможет! – я мотнул головой. – Там фанатье сидит, они нас сдадут.
– А мы их попросим, – Денис подмигнул.
– Ну, пошли, – кивнул я.
Мы наскоро переоделись. Точнее, переоделся я – потеплее, а Денис только мой свитер натянул поверх рубашки (галстук и пиджак уже успели потеряться в недрах квартиры) и выругал меня за то, что я ношу слишком узкие штаны, которые на него не налезают, и за то, что ноги у меня слишком маленькие, «тоже мне, аристократ хренов» – его эпитет, на который я не обиделся, только посочувствовал, потому что у него, как в классическом фильме, ботиночки были на тонкой подошве.
Спустившись вниз и открыв дверь, мы оба пошатнулись от порыва холодного ветра. Выходить как-то сразу расхотелось.
– Девчонки!!! – заорал Денис, и я подхватил.
Тут же в свете фонаря над подъездом показались три фигуры, в которых смутно угадывались девичьи очертания. Мы наконец отлепились от двери и вышли к ним на встречу.
– Значит так, – принялся объяснять им Денис. – Мы с Митькой должны съездить кое-куда. А тут должны появиться несколько человек.
– В черном, – зачем-то добавил я.
– Да, – согласился Денис. – Так вот. Эти мен-ин-блэк’и вас спросят, видели ли тут сегодня меня. Вы им поклянетесь, что ни меня, ни моей машины не было нигде поблизости от этого двора, ни сейчас, ни час назад, ни два, ни через час не будет. И Митю вы тоже целый день не видели.
– Я вообще сейчас дома – вон окно горит, и телек работает, – я указал наверх.
– Ясно? – спросил Денис.
– Ясно, – непонимающими голосами согласились девицы. – А…
– А мы вас поцелуем, если вы сделаете так, как мы просим, – перебил я.
И они согласились. А мы с Денисом сели в его машину и уехали. До ближайшего супермаркета, где купили еще бутылку водки, потому что из дома почему-то не догадались взять, и какой-то гадости на закуску. Следующий час мы просидели в машине с выключенными огнями, но с работающей на полную мощность печкой, в каком-то пустынном проулке за четыре квартала от моего дома, болтали о всякой ерунде, пили и пели. Точнее, пытались петь. Кружащийся красивый снег за окном почему-то привел меня в романтическое расположение духа, и мне захотелось спеть что-то душевное, но мало того, что ничего достойного на ум не приходило, так еще и Денис отвлекал меня громким хохотом и не давал сосредоточиться на пении. Когда я попытался упрекнуть его в этом, он отмахнулся:
– Брось, ты же не на сцене, перед кем выделываться?
А потом закусь кончилась, и мы решили двинуть обратно к дому. Но уже без машины.
Как мы прошли эти четыре квартала через зимнюю ночь, пьяные в зюзю, лучше не вспоминать. Добравшись наконец до моего двора и убедившись, что подозрительных личностей, которых можно было бы идентифицировать как «мен-ин-блэк’ов», не наблюдалось, мы обнаружили те же несчастные якобы девичьи фигурки, в просторечье – «фанатьё». К ним мы и подрулили, крепко уцепившись друг за друга, удерживая таким образом равновесие – одно на двоих. И Денис потребовал с них отчета.
Девчонки сказали, что «мен-ин-блэк’и» приезжали минут двадцать назад, с пристрастием допросили их, фанаток, но они поклялись, что не видели нас. И «мен-ин-блэк’и» уехали, удовлетворившись.
Денис поднял ладонь, мол, «Митек, дай пять», но я в ответ лишь отсалютовал бутылкой, которую держал в руке, а вторая рука тоже была занята – я обнимал Дениса за шею, чтобы не упасть. Денис предложил мне отцепиться от него, а то перед девушками неудобно так стоять. Я ответил, что если я отцеплюсь, мы оба упадем, и тогда нам будет не только неудобно, но и больно. Денис, соглашаясь, обхватил меня за талию, а фанатки спросили, что мы отмечаем.
– Поминки справляем, – ответил Денис.
Девчонки ахнули:
– А кто умер?
– Группа «Хилтон».
– А… Но… Вы же… – девчонки просто не знали, что сказать. – Вы поругались?
– Нет, – ответил я. – Мы с Денисом вместе, вы же видите! Лучшие друзья. А вот группа… Посмотрим, что с ней будет…
– Но как раньше уже не будет, – заметил Денис.
– Жалко… – огорчились фанатки.
– Да, – согласился Денис. – Хорошая группа была…
– Упокой, господи, ее душу! – ответил я и выпил, а потом передал бутылку Денису.
Денис допил остатки водки, отшвырнул пустую бутылку и повернулся к фанаткам:
– Ну что, девчонки, будем целоваться?
Девочки оторопели.
– Ну… это… мы ж обещали расплатиться с вами за то, что вы нас прикроете… – напомнил Денис.
– Динька, они девушки приличные, за услуги плату не берут и с пьяными парнями не целуются! – сказал я.
Я уже сообразил, что Денис дошел до кондиции, когда ему все равно, где, с кем и как, а поскольку я сам до этой кондиции еще не дошел, да и вообще не хотел изменять принципу «фанатки должны быть, но их нельзя иметь», то надо было срочно уводить Дениса домой.
Как ни странно, Денис не стал сопротивляться, и пока фанатки, ошеломленные новостью о поминках группы, не сообразили, чего лишились, я втащил его в дом. И только там мы оба поняли, как замерзли. Хотели выпить горячего чаю, но не смогли открыть крышку чайника. Моих мыслительных способностей хватило на то, чтобы не взламывать его, вместо этого я опустился на пол и захрюкал от смеха, Денис решил вылечить меня водкой.
После, переместившись в спальню, где у меня на полу лежал пушистый теплый ковер, мы сидели на этом ковре в обнимку, допивали водку и клялись друг другу в вечной братской любви и дружбе, никогда не забывать, не предавать, во всем помогать друг другу и т.п. Кончилось это тем, что Денис достал нож, который сам мне когда-то подарил, узнав о моей любви к оружию, и предложил поклясться на крови. Я горячо поддержал эту идею, и мы, порезав себе левые ладони, сцепили их в крепком пожатии…
Утром я еле-еле продрал глаза, и если бы не зов природы, ни за что бы в жизни не встал: голова раскалывалась, в горле пересохло, да еще и рука болела. В туалете я полминуты проклинал себя за то, что лег спать в джинсах, которые мне теперь приходится расстегивать одной правой, и только потом сообразил посмотреть, что с левой рукой. И память тут же прояснилась.
Я вернулся в комнату с ладонью, обмотанной полотенцем. Ну, я так и знал – мой любимый ковер заляпан кровью, и постель тоже. Придется тащить все в химчистку… А виновник этого – Денис – крепко спал. Я не стал будить его – пусть отдыхает, если может, ему сегодня придется не сладко. И я пошел на кухню отпаиваться кофе. Освободил по пути денискину куртку от пачки сигарет, машинально налил чайник и, ожидая, пока он закипит, закурил. Вообще-то я не курю – берегу голос, да и пью очень редко, но если уж напиваюсь, лучшее средство реабилитации – крепкий кофе с сигаретами.
Ладонь болела и не позволяла мыслям убегать далеко. Я размотал полотенце и еще раз внимательно осмотрел порез: не слишком глубокий, не задевший важные сухожилия – пальцы нормально двигались, но очень болезненный и, что самое интересное, перекрывший линию жизни.
Я в мистику не верю, но все-таки мне стало не по себе. В такой непростой, переломный момент моей жизни, я случайно наношу себе рану, проходящую по линии жизни? Что там было написано? Теперь не узнать. Шрам перекроет все.
«Дурак-Дениска, – с досадой подумал я, – нужно было ему это братание!»
Братание? Черт… До меня только что дошло, что мы с ним сделали. Этого еще не хватало… Я – упившийся идиот, если позволил ему это. Нет, конечно, это просто обряд. Старинный. И в наше время ни к чему не обязывающий. «Ну да, – перебил я сам себя, – ты еще скажи, что это из той же серии, что «секс не повод для знакомства»…
Мне стало немного не по себе. Повторю еще раз – в мистику я не верю, и не верю, что нарушившего клятву, данную на крови, постигнет кара небесная, просто по-человечески это не хорошо, совсем подло. Зачем связывать себя лишними обязательствами? Побратался с человеком, смешал свою кровь с его – и потом делать что-то против него? Я не про себя. Я про Дениса. Я-то ему ничего плохого уже не сделаю. Из группы я ушел неделю назад. Слов плохих про него говорить я и не собирался, и про его отца тоже. Я не идиот, чтобы всем рассказывать истинную историю нашего «развода». И я не благородный рыцарь, чтобы гореть желанием отомстить за свою поруганную честь. Я не хочу мстить, я хочу, чтобы меня наконец оставили в покое.
А вот его папаша вполне захочет мне отомстить, и сына заставит. И тогда Денис действительно окажется меж двух огней. А ведь он больше моего придает значение всяким таким обрядам.
Стало совсем тошно на душе. Я обжигаясь пил крепкий кофе без сахара и сливок, курил денискины сигареты и ждал, когда он проснется.
Наконец он выполз из комнаты, еле переставляя ноги, помятый, всклокоченный и ничего не помнящий. Первый его вопрос, обращенный ко мне, звучал так:
– Что это такое? – он протягивал мне свою левую ладонь. А я в первую очередь почему-то отметил то, что у него порез был перпендикулярно пресловутой линии жизни.
– Не надо напиваться и играть с острыми ножами, – резонерским тоном ответил я.
– Сволочь ты, Митя, – буркнул Денис и присосался к большой кружке с холодной водой, специально приготовленной мной для него. – Сигареты все мои выкурил, – щелкнул зажигалкой, прикуривая, и плюхнулся на стул напротив меня. – Чего теперь делать-то? А, Мить?
Я пожал плечами. Что я мог ему сказать?
– Отец устроит мне пиздец, – глубоко затягиваясь, пробормотал он. – Фак… И башка раскалывается, ни хера не соображаю, ни хера не помню… Надо завязывать с пьянством…
– Кофе налить?
– Давай. Хуже не будет.
Я встал и принялся готовить ему кофе, а Денис тем временем продолжал рассуждать о том, что надо учиться более культурно отдыхать.
– Какого ляда мы с тобой напились?
– Поминки справляли.
– А… Ну да… Мить, слушай, а может, ну их нафиг, эти поминки? Возвращайся, а? Нахер нам сдалась группа «Хилтон» без тебя? Я с папой поговорю…
– Он тебя не послушает.
– Но это же бред! Больше половины песен записана под твой голос! Мне так высоко в жизни не спеть! Особенно в живую! Ты же это понимаешь!
– Понимаю.
– А у тебя репертуара нет.
– Нет.
– Ну так… Хули мы по одиночке страдать будем? Митюх, возвращайся.
– Нет. Держи свой кофе.
Я поставил перед ним чашку и хотел вернуться на место, но он схватил меня за руку. За левую руку. И перевернул ее ладонью вверх.
– И после этого?…
– После того, как летом я в больницу попал с нервным срывом. Ты помнишь, что меня еле откачали тогда? Мне противопоказано работать с твоим отцом. Я очень люблю тебя, мне очень жаль, что приходится расставаться с тобой, но мне здоровье дороже.
– Так это… было из-за него?
– Да.
– Почему ты мне не сказал тогда?
– Чтобы ты глупостей не наделал.
Денис отпустил мою руку, снова закурил и стал шумно хлебать кофе. Я сел и молча наблюдал за ним. Денис что-то сосредоточенно соображал и тоже молчал. Потом быстро допил кофе, раздавил сигарету в пепельнице и убежал в комнату. Я остался на месте.
Через десять минут Денис, полностью одетый, снова предстал передо мной и сказал всего одну фразу:
– Я этого так не оставлю, обещаю. До встречи.
И ушел.
Когда за ним захлопнулась дверь, я встал и пошел в спальню. Денискины обещания – это, конечно, хорошо и приятно, но мне стоит заняться более реальными делами: для начала прибраться и отнести в химчистку ковер. А потом позвонить Гоше…
2.
читать дальше
Новый год не принес мне ничего нового – даже нового статуса. Контракт с группой аннулировали еще в прошлом году, сольный я пока не подписал. Топ-менеджеры компании UMR тянули кота за хвост, предлагали мне различные варианты, потом сами же от них отказывались, постоянно оглядывались на Галахова, и в то же время не говорили мне однозначное «нет», оправдываясь тем, что в январе после новогодних каникул многих людей еще нет на рабочих местах, но вот чуть попозже все точно решится.
Я не строил иллюзий относительно их желания работать со мной. Они все-таки крупный рекорд-лейбл, а я – сбитый летчик, который был хорош в сладкоголосом бойз-бэнде, но неизвестно ли, буду ли интересен публике как самостоятельная личность. Они явно надеялись, что чем дольше будут тянуть резину, тем больше вероятность, что я соглашусь на любые их условия. Я старался об этом не думать и не спешить. Вместо этого потихоньку присматривал себе новый материал, новых людей, подрабатывал на закрытых вечеринках, исполняя песни, на которые у меня по большому счету прав не было. Моих заказчиков это обстоятельство волновало мало, а деньги они платили хорошие. Гоша, взявшийся быть моим концертным директором (и, видимо, хорошо нагревавший на этом руки), рекламировал меня так, что мои концерты заказывали охотнее, чем Дениса, который занимался тем же, имея больше законных прав и оригинальный живой звук за спиной.
Денис знал о моих делах, мы часто общались, иногда пили вместе. Он жаловался мне на своего папашу, который не хочет слушать, что с моим уходом группа проиграла по звучанию. Я в ответ горько усмехался, что с уходом из группы вообще все потерял, и в одиночестве вообще звучать очень трудно, и я бы предпочел не слышать себя со стороны.
Кончилось это тем, что Денис тайком пробрался на один из моих «концертов», довольно быстро был идентифицирован публикой, как моя «бывшая вторая половина» и вытащен на сцену. После этого Гоша срыл из Москвы, не дожидаясь конца нашего совместного выступления. Да и сам Денис на утро пропал и объявился только через три дня, заметно присмиревший. А у меня был крупный разговор с UMR-овцами на предмет моей дальнейшей карьеры, для которой было бы полезно не вступать в конфликты. Я согласился и пообещал быть осмотрительнее.
Постепенно все стало приходить в норму, топ-менеджеры UMR вернулись из отпусков и переговоры сдвинулись с мертвой точки, вернулся и Гоша, отдохнувший и вдохновленный, полный творческих идей, да и мой первый сингл был почти готов и ждал только контракта. Я перезаписал его полностью в нескольких вариантах, и один из них мне вполне понравился.
Я не умел лукавить с самим собой, и прекрасно понимал, что на треке мне не нравится отсутствие голоса Дениса. Но с этим мне придется теперь мириться всю жизнь. В конце концов, мне проще – я не слышал этих песен с его голосом. А ему придется перепевать песни, записанные нами вдвоем. Он был чрезвычайно опечален этим событием, настолько, что мы с ним даже напились однажды по этому поводу. Он опять ночевал у меня и перед сном поклялся, что завтра скажет папе все, что думает по этому поводу. Я его убеждал, чтобы он смирился наконец и не трепал больше нервы ни себе, ни своему папе (все-таки они у него не железные), но Денис упрямо твердил, что чувствует себя предателем, что он клялся мне в дружбе до гроба, и будет до последнего пытаться все исправить. Я попытался убедить Дениса, что такими методами ничего не исправишь, и действовать надо бы по-другому, но как точно – я и сам не мог сказать. Просто я не думал об этом и не собирался. Денис не внял. Впрочем, он был слишком пьян, чтобы понять меня. Утром он ушел, говорил он с отцом или нет – не знаю, я как-то и сам забыл про этот разговор, тем более, что у меня выдалось несколько довольно напряженных в плане работы дней, и мне некогда было отвлекаться на пустяки, которыми я неосмотрительно обозвал прошлую жизнь…
Я сидел дома один, отдыхал после праведных трудов, смотрел телек, чесал за ухом кота и решал важную проблему – раз период напряженной работы кончился, и можно на пару дней расслабиться, то идти ли мне завтра в солярий и парикмахерскую или в спортивный клуб (и там, и там я был достаточно давно, а пренебрегать ни тем, ни другим было не в моих правилах). Поглощенный раздумьями и сюжетом фильма, я не сразу сообразил, что взвывшая под окнами сигнализация исходит от моей собственной машины. Отреагировал я только на звонок в дверь – это пришла соседка, сообщить, что мне надо бежать спасать свое движимое имущество. Я в спешке накинул куртку, влез в кроссовки, забыв их завязать, в последний момент схватил с тумбочки связку ключей и помчался на улицу, не дожидаясь лифта.
У дверей подъезда меня встретили фанатки с испуганными глазами и трясущимися от страха губами поведали мне жуткую историю о том, как четверо парней подошли к ним, спросили, которая из стоящих во дворе машин принадлежит мне, и, когда одна из девчонок указала им, они пошли громить мою тачку. Фанаток и прочие автомобили не тронули, и сбежали буквально минуту назад.
Слушая их сбивчивый рассказ, я подошел к своему Лексусу. Печальное зрелище, «прямо душераздирающее зрелище», – вспомнил я слова героя детского мультика… Фары и габаритные огни разбиты, окна покрыты паутиной трещин, корпус и двери разукрашены краской из баллончика. Опустившись на корточки, я обнаружил, что еще повреждены две шины. А запаска у меня только одна, значит, до мастерской не доехать, даже если бы я захотел.
А еще я обнаружил, что у меня так и не завязаны шнурки, да и на улице довольно холодно. Я зашнуровал кроссовки, застегнул куртку и встал.
За моей спиной плакала фанатка. Только этого не хватало.
Я обернулся.
– Ну ты-то чего ревешь? – еле сдерживая досаду, спросил я. – Не тебе же тачку разбили!
– А это она указала на твою тачку этим подонкам! – заявила другая фанатка со злостью в голосе.
– Я не знала, что это нельзя делать, – размазывая сопли по щекам, ревела «предательница», – я тут первый раз сегодня…
– И молчала бы! – напустились на нее прочие.
– Заткнитесь! – рявкнул я. – И без вас тошно! Какого хера вы тут вообще делаете?! Ночь на дворе, холод собачий, нет бы дома сидели! Проку от вас – хрен без масла! Ни вам самим, ни людям!
Фанатки сразу присмирели и обижено засопели.
– Вы хоть в милиции-то описать их сможете? Этих уе… подонков?
– Попробуем, – неуверенно ответили девушки.
– Тогда пошли, – скомандовал я и отправился в сторону районного отделения милиции, которое находилось в пяти минутах ходьбы от моего дома, и я рассудил, что будет быстрее дойти туда, чем ждать, пока они припрутся на телефонный вызов.
Девушки пристроились за мной, «предательница», продолжая похныкивать, шла самой первой, стараясь попасть в мой широкий шаг.
– Вы их видели раньше? – поинтересовался я, не оборачиваясь. Я прекрасно понимал, что фанатки не виноваты, но сегодня у меня был по крайней мере нормальный повод не скрывать своего презрительного отношения к ним. И я не скрывал.
– Не помню, – сразу отозвалась парочка, другие задумались.
– Может, и видели… – изрекла наконец одна. – Мы как-то не обращаем внимания на всяких парней, которые тут ходят.
– На что вы вообще тут обращаете внимание? – спросил я без особого интереса: ответ я знал.
– Ну… Много на что…
– Лучше бы на парней внимание обращали, – я не смог удержаться от нравоучения. – Девчата, поймите, у нас в стране запрещено многоженство, да даже если было бы разрешено, я бы никогда не женился на всех вас сразу. Искали бы лучше себе парней нормальных, чем дурью маяться. И они бы не стали хулиганить, чужие машины бить.
– Да ладно! – возмутилась одна из фанаток.
– Да. Им вон сегодня вечером делать было не фиг, и они мне машину разбили, а если б у них были девушки, они бы с ними сидели где-нибудь в обнимку, целовались и все такое…
Как я и думал, последняя фраза вызвала у фанаток смешок, но я продолжал:
– А вы не думали, что они это в отместку могли сделать? Может, они ходят по этому двору каждый день, видят вас, таких красивых, а вы на них внимания не обращаете, только меня зачем-то ждете. Вот они разозлились и мне машину разбили. И мне отомстить, и ваше внимание привлечь.
Девушки сзади притихли, задумались. Что ж, это полезно. Только вот я сам ни на йоту не верил в эту версию. И очень хотел, чтобы она оказалась правдой.
В отделении нас встретил вечно недовольный жизнью и зарплатой дежурный. Вниманием меня не удостоил, не узнал. И хорошо. Не факт, что моя популярность оказалась бы мне на руку.
– Какие-то подонки разбили мою машину у меня во дворе, – сказал я вместо приветствия.
– Всмятку? – поинтересовался дежурный, не поднимая головы.
– Не всмятку, но…
– Царапину на бампере оставили, проезжая мимо? – продолжил гадать он.
– Они не на машине были, они…
– Окурок затушили об капот? – он снова не дал мне закончить фразу и так и не оторвался от своих бумажек.
– Нет, блядь! Бейсбольной битой побили и полили краской из баллончика! – я в последний момент сдержал себя, чтобы не заорать. Но все равно получилось слишком агрессивно.
– А ведешь себя так, как будто ее трактором переехали, – пожал плечами дежурный.
– Да хоть трактором, хоть окурком! – я ударил кулаками по стойке. – Я хочу, чтобы вы их нашли.
– Зачем?
– Потому что я по закону имею право на это.
– А на хер тебе это право? – безразлично спросил мент.
Я глубоко вздохнул. Сегодня меня решили довести. Главное, не сорваться.
– Мою машину разбили, – стал объяснять я короткими предложениями, надеясь, что так будет доходчивее. – Теперь ей нужен ремонт. Недешевый. Я хочу узнать, кто это сделал и зачем. А в идеале – получить от них компенсацию. И вообще бандиты должны сидеть в тюрьме.
– Ну какие ж они бандиты? – дежурный наконец-то поднял глаза и так приторно улыбнулся, что я еле сдержался, чтобы не вмазать ему по роже. – Они тебе тачку бесплатно оттюнинговали. Другие, знаешь, сколько платят, чтоб им машину из баллончика покрасили? Это называется аэрография.
Я открыл рот, да так и застыл. Наверно, впервые в жизни не знал, что сказать.
– Это искусство такое, понимаешь? – пояснил мент. – А искусством мы не занимаемся.
– Вы должны заниматься всем! Вы работаете в районном отделении милиции! Значит, вы должны заниматься всеми происшествиями в вашем округе, даже если у бабушки кошка пропала!!! – я все-таки потерял над собой контроль и заорал. Но на мента это не произвело впечатления. Он так и остался с непроницаемой миной.
Он положил передо мной лист бумаги и ручку:
– Если очень хочется, катай заяву.
– Я еще на вас жалобу накатаю, – пообещал я, беря ручку и начиная писать.
– Бумага все стерпит, – ответил дежурный.
Я поднял на него глаза:
– Я выйду за дверь, а вы это порвете и выбросите? – я указал на лист.
– Понимаешь, – мент вздохнул и снизошел до объяснений, – твоих хулиганов мы все равно не найдем, некому у нас этим заниматься, у нас и так висяков хватает, поважнее, чем твое дело. Крупные кражи, убийства, угоны… А у тебя ведь не угнали тачку, попортили только. Дело-то плевое. Ты ж не бедный парень, отдашь в хорошую мастерскую: тебе ее заново покрасят, стекла-колеса заменят – как новенькая будет. И через сутки забудешь. А нам в начале года статистику испортишь. Зачем тебе оно, а?
В самом деле, зачем? Я задумался. По большому счету мент прав. Ремонт много времени не займет. Деньги?… Если быть честным, во время моего новогоднего полузаконного чёса по ресторанчикам я заработал прилично. На любимую тачку не пожалею. Только… Что-то меня смущает… Не дает просто развернутся и уйти… Какое-то смутное не то подозрение, не то предчувствие… Мне в самом деле важно узнать, кто это сделал, и получить подтверждение того, что я говорил фанаткам. А без милиции мне это не выяснить.
– Мне нужно знать, кто это сделал, – сказал я, наклоняясь к менту. – Вы же можете. Если надо, я могу… – я не стал говорить вслух, просто сделал рукой характерное движение. Денег при себе у меня не было, но эту проблему бы я решил. Если бы мент согласился.
Но он покачал головой.
– Потрать лучше деньги на ремонт, – посоветовал он тихо.
– Но…
Он снисходительно улыбнулся и опустил глаза. А я понял, что делать мне здесь больше нечего. Сам смял недописанное заявление и направился к выходу.
Фанатки, все это время толпившиеся неподалеку, потянулись за мной. И дежурный впервые проявил интерес:
– А гарем-то зачем приводил?
– Чтобы расплатиться!
– Натурой? – восхитился он. – Так…
– Поздняк метаться! – отрезал я и вышел на улицу.
Девушки окружили меня и принялись сочувствовать и ругать последними словами суку-мента. Я слушал их вполуха и ничего не говорил. Пытался что-то сообразить, но мысли отказывались двигаться в голове. Тогда я сам двинулся в сторону проспекта. Фанатки, продолжая с матерком причитать, – за мной. На проспекте я поймал маршрутку, идущую к метро, и погрузил туда всех фанаток, строго-настрого пригрозив им не трепать нигде о том, что произошло. А сам пошел домой.
В руках у меня оставался смятый лист заявления, я отрывал от него мелкие клочки и бросал на дорогу, как Мальчик-С-Пальчик. Я все-таки псих. Надо было не поддаваться на провокации мента, а написать заявление. И жалобу. Да, просто перекрасить машину и заменить стекла и колеса будет проще, но…
Я остановился. И разорвал оставшийся лист на мелкие клочки. Стекла и колеса! Я же не говорил менту, что у меня еще и колеса повреждены, откуда он узнал? Случайно ляпнул первое, что пришло в голову? Или…
Подозрение, что это были не случайные хулиганы, и мстить они пришли не за влюбленную в меня девушку одного из них, еще больше окрепло.
На душе скребли кошки, чем ближе к дому, тем больше кошек, со все более и более острыми когтями. Я где-то оступился, и меня «вежливо» просят быть поскромнее. И это правильно. Буду скромнее. Наглость, конечно, второе счастье, но скромность иногда может добиться большего… Только почему меня не отпускает ощущение, что я что-то упустил?
Я вернулся в свой двор, подошел к машине. Завтра созвонюсь со страховой компанией, придумаю, куда отвезти свою красавицу. Она у меня почти новая, летом только купил, холил и лелеял, обожал, как Ромео свою Джульетту. А сейчас… А что со мной сейчас? Из-за покореженного вида мне не хочется приближаться к ней. Что-то останавливает. Предостерегает. Опять мистика? Черт возьми! Я слишком много значения придаю всякой чуши после ухода из группы и после того, как порезал себе ладонь. Надо сходить к врачу, пусть выпишет мне каких-нибудь легких успокоительных таблеток – для профилактики. А вообще – надо побольше спать. И лучше, конечно, не одному. Но… Так, на эту тему я сейчас думать точно не буду. Мне нужно просто спать и побольше. Чем я сейчас и займусь. Я развернулся, собираясь идти домой, но в последний момент, мой взгляд что-то зацепило, и я оглянулся.
На капоте машины фосфоресцирующей краской было выведено «pidor must die».
Сердце ухнуло в пятки и не пожелало вылезать обратно. До дома добрался на негнущихся ногах, домофон магнитным ключом открыл с третьей попытки, собственную дверь обычным – с пятой. Куртку повесил мимо вешалки, а снимая кроссовки, чуть не прибил ими любимого кота, радостно кинувшегося мне под ноги. Мне было не до Мони. Я пошел в спальню, перерыл два ящика тумбочки и наконец нашел упаковку таблеток – сильнодействующее успокаивающее. Не надо бы, конечно, но иначе я не засну. Выпил таблетку, не раздеваясь, лег на кровать и только тогда услышал, что в гостиной так и работает телевизор, но сил, чтобы встать и выключить, уже не было.
TBC
зы: отзывы можно оставлять тут: www.diary.ru/~SurikateG/p170962651.htm